Ваш браузер устарел, поэтому сайт может отображаться некорректно. Обновите ваш браузер для повышения уровня безопасности, скорости и комфорта использования этого сайта.
Обновить браузер

Андрей Курпатов: «Изменения, которые происходят у нас на глазах, — абсолютно фундаментальные!»

Когда тебе в руки попадает доктор Курпатов, мелочиться в вопросах не стоит. Поэтому мы поговорили на тему «Куда катится этот мир», заодно попытавшись получить бесплатную консультацию (не сработало).

4 февраля 202161
Андрей Курпатов: «Изменения, которые происходят у нас на глазах, — абсолютно фундаментальные!»

Андрей, с одной стороны, мне кажется, что люди сегодня страстно хотят улучшить себя, улучшить свой мозг, улучшить свое тело. А с другой стороны, мне кажется, люди катастрофически глупеют. Что вы скажете по этому поводу?

Желание молодо выглядеть вполне естественно. Это связано прежде всего с тем, что у нас увеличился срок жизни и, соответственно, срок активной жизни. Сексуальная революция помимо известной раскрепощенности принесла в общество и мысль о том, что пожилые люди имеют право на сексуальные желания. Так что я бы не связывал все происходящие в обществе трансформации с желанием «улучшательства». Часто это просто попытка решить обычные жизненные и психологические проблемы. Если у человека что-то не складывается в личной жизни, если, например, он не чувствует себя желанным, то, конечно, он пытается выглядеть лучше, коммуницировать лучше.

Допустим, я хочу улучшиться. Я могу улучшить память, я могу улучшить интеллект — и я буду лучше. Я как бы откладываю счастье на потом: вот стану лучше, тогда-то и заживу. Это нормально или это невротическое поведение?

Может быть и так и так. Но правда в том, что нет никаких шансов улучшить свои психические функции после 25 лет. До этого возраста наш мозг еще развивается, а дальше мы уже его используем — кто-то лучше, кто-то хуже.

Проблема, на мой взгляд, в другом: мы оказались в очень комфортном мире. Если вы имеете хоть какие-то средства, то вполне можете даже не вставать с дивана: развлечения в смартфоне, там же осуществляете покупки, доставку. Чтобы избежать пролежней, можно заказывать медицинских работников на дом. Но мы эволюционно не были созданы для такой жизни.

Знаменитая агрессивность рода homo sapiens обусловлена высоким уровнем тревоги, поэтому нам надо постоянно что-то делать и куролесить. Но очень сложно делать что-то осмысленное, если все ваши естественные потребности более-менее удовлетворены. Жизненные цели человека становятся словно полыми.

Допустим, вы хотите зарабатывать — я не знаю, сто тысяч рублей в месяц, миллион в месяц. И вот у вас получается. И что? Это вообще ничего не решает. Если у тебя нет цели, которая и в самом деле тебя влечет, будоражит, то как тратить свою психическую энергию, чтобы она тебя самого не разрушала?

Раньше это было вполне очевидно: если ребенка в детстве не занять — плавание, драмкружок, танцы, — жди плохих компаний, наркотики и гибель в уличной драке. Так вот, самосовершенствование — это в каком-то смысле такие же кружки, но для взрослых. Слегка, надо признать, инфантильных: мы живем в мире, где штурмовать какие-то значительные вершины вовсе не обязательно, где хиты кинопросмот­ра — голливудские мультики, а самая развивающаяся индустрия — индустрия компьютерных игр. Что-то в себе развивать — это тоже такой кружок для больших детей, способ чем-то заняться.

Значит ли это, что человеческая популяция глупеет?

Все зависит от метрик. В среднем популяция умнеет, потому что просто численно людей становится больше и большее число из них получают высшее образование. На начало ХХ века в мире нас было около миллиарда с небольшим, причем образованными были только сотни тысяч, а женщин — вообще тысячи. Сейчас нас восемь миллиардов, а тем, что с дипломами, нет числа. И все они еще движимы разными видами конкуренции: карьерной, символической, иерархической… Поэтому математически человечество умнеет; вопрос в том, что происходит с каждым человеком в отдельности.

А вот среднестатистический человек и в самом деле, судя по всему, глупеет. Прежде всего это связано с цифровой зависимостью. Самая большая проб­лема — с детьми, потому что в период созревания мозга цифровая зависимость в буквальном смысле токсична.

Когда мы рождаемся, у нас с вами нейронов, что называется, с запасом. Но в процессе созревания мозга происходит отмирание клеток, которые не востребованы внешними раздражителями. Нейрон сохраняется только в том случае, если он будет простимулирован. Поэтому так важна среда, богатая разнообразными стимулами: игрушками, играми, социальными контактами, многообразием жизненных ситуаций. Айпад обездвиживает ребенка, лишает его естественного любопытства, аутизирует его.

Именно поэтому появился термин «детское цифровое слабоумие» — digital dementia. У ребенка не формируются те нейронные связи, которые должны обеспечивать его будущий зрелый, взрослый функционал. Детство — очень важный период, когда необходима разносторонняя социальная коммуникация, живое взаимодействие, командная работа и так далее. Грубо говоря, прежние пионерлагеря, дачная жизнь, все эти «деревня на деревню»… То есть нужен фактический, реальный жизненный опыт. А сейчас люди даже в 25 лет — это уже поколение, которое в целом интеллектуально сформировалось в цифровой среде. Это что касается детей.

Если мы говорим про людей старше, то тут надо понять, насколько им сейчас вообще нужно мышление. Мышление — это способ решения жизненных задач. Но, как я уже сказал, мир устроен так, чтобы минимизировать количество решаемых нами задач. Любые цифровые технологии, любая роботизация приводят к тому, что мы можем не думать. Не думать, как доехать из одного места в другое, не помнить «лишнюю» информацию, ведь всегда под рукой смартфон, и так далее. Простой пример: если вы раньше планировали встречу, вы должны были предусмотреть все моменты, чтобы не разминуться. Но сейчас вам об этом не надо думать. Мы были вынуждены предусматривать каждую мелкую деталь, события, которые могут произойти. Выходя из дома, мы должны были подумать, сколько денег с собой взять, откуда можно будет позвонить и когда человек, с которым мы хотим связаться, потенциально может оказаться у телефона. То есть сама по себе жизнь требовала решения большого количества кажущихся примитивными задач. Но эти задачи были реальными, нам нужно было обо всем этом думать. Сейчас это не нужно. Однако, если вы не тренируете интеллектуальный навык, он, конечно, будет атрофироваться.

Второе важное обстоятельство связано уже сугубо с нейрофизиологией. Наш мозг работает в нескольких режимах, при этом режим потребления информации и режим мышления — два разных режима, работающих в противофазе. Это значит, что вы или потребляете информацию, или думаете. Когда вы находитесь в гиперинформационной среде, ваше внимание взято в плен контентом. Ведь главная задача медиа и социальных сетей — это захватить внимание аудитории.

Получается, что времени, когда может включиться та нейронная система, которая отвечает за мышление, становится все меньше. Мы потребляем огромное количество информации, но если мозг ее не прорабатывает, не встраивает в существующие системы знаний, то она пролетает из одного уха в другое. В результате развивается что-то вроде нажитой информационной дебильности.

Андрей Курпатов: «Изменения, которые происходят у нас на глазах, — абсолютно фундаментальные!»

А нам нужно столько умных людей?

Наверное, и не нужно. Мы находимся в фазе экспоненциального технологического роста. Не успевают одни технологические инновации интегрироваться в производство, как на смену им приходят другие. Это тот самый качественный скачок, о котором нас предупреждал Курцвейл с его законом ускоряющейся отдачи. Мы сейчас действительно слишком быстро едем с точки зрения технологий, а это чревато заносами. Такого в истории человечества еще не было.

Уж не на сингулярность ли вы намекаете? Мы уже в ней?

Курцвейл обещает ее в 2045 году, но это же просто предположение. Постепенно становятся очевидными проблемы, о которых раньше и не задумывались. Когда вы не можете качественно доработать технологию, она уходит в пользование с большим количеством внутренних ошибок, которые не увидишь, пока с ними не столкнешься. Естественное развитие — это как годовые кольца у дерева, они накладываются одно на другое, год за годом. Но экспоненциальный рост — это другое, это не линейное развитие. В результате технология вроде бы работает, но там — баги, тут — недодумали, здесь — покрутили и бросили, где-то — недорассчитали. Возникают своего рода полости внутри сложнейших технологических систем: серверных, программных и так далее. То есть темп развития неорганичен, он чреват рисками и даже технологическими катастрофами. Вероятно, мы даже не будем понимать, как их решить, потому что они локализованы очень глубоко внутри структуры.

С одной стороны, много мозгов создают очень быстрый рост, а с другой — значительная часть людей лишается способности понять, что происходит. И в какой-то точке возможен разрыв. Впрочем, многие вполне удовлетворены реальностью цифрового потребления и даже неспособны оценить эти риски. И таких — подавляющее большинство.

И мы выходим на мою любимую тему технологической безработицы и где-то там, впереди, маячащего универсального базового дохода. Идеология последнего века — это успех, это гонка, это выживание, естественный отбор. Потому что если ты не преуспел, ты на обочине, ты неудачник, ты, собственно, не выживешь. Правильно я понимаю, что складывается такая ситуация, что теперь можно не участвовать в гонке и нормально жить? Просто необязательно всем выходить на стартовую линию этой «Формулы-1»?

Эта стартовая линия «Формулы-1» интегрирована в психику и мировоззрение людей поколения Х, к которому мы с вами, например, относимся. Если мы говорим про поколение Y, то у них есть желание достижений, но нет готовности тратить на это силы, что приводит к разочарованию и апатии. А если мы будем говорить о поколении Z, то у них и вовсе нет этой линии, что называется, на подкорке. Они не видят перспективы, к которой вроде как надо стремиться. И они не боятся ее не достичь, а потому для них странно звучат соответствующие призывы. Вы сейчас говорите об уходящей натуре, а новая натура, так сказать, лишена амбиций. Им достаточно социальных сетей, мобильных приложений, приложений знакомств. У них нет каких-то специальных эстетических запросов, потому что цифровой мир сам формирует их вкусы и предпочтения.

Вы сказали, что уровень комфорта повышается, а генетический уровень тревоги сохраняется. Не этим ли объясняется разгул политкорректности в развитых странах, их яростная борьба против плохих слов, которая для людей, занятых выживанием, кажется немного странной? Победили вроде бы насилие физическое, принялись с той же яростью моральное выискивать.

Это очень сложная и объемная тема — формирование новых социальных дискурсов и того, как они усваиваются обществом. К сожалению, сейчас побеждает тренд на упрощение, уплощение отличий. Если мы возьмем любое меньшинство — по цвету кожи, по сексуальной ориентации и так далее, то это будет совершенно неоднородная масса. Есть черные профессора в лучших университетах, а есть черные, которые жгут машины под Парижем. Есть геи, с которыми вы ни за что не согласитесь общаться, а есть и те, кого, я уверен, вы считаете своими друзьями или просто испытываете к ним уважение. Но мы пытаемся найти общую рамку по одному параметру, то есть формулы, которые, по сути, нивелируют отличия, а не определяют их.

Конечно, такой подход приводит к чудовищным перекосам, что, конечно, вызывает сопротивление у большого количества думающих людей. Да, есть люди, которых вы вне зависимости от их цвета кожи, расы, взглядов готовы уважать, а есть те, кого ни вы, ни я уважать не готовы. Как можно в такой ситуации заставить меня уважать всех черных просто потому, что они черные? Этот гей так себя ведет, что я не хочу с ним коммуницировать, а вот с другим — с удовольствием. Почему я должен общаться со всеми? Конечно, это вызывает общее напряжение, но вы даже не имеете права таким образом ставить вопрос. Почему? Я не понимаю. Попытка найти простые ответы для очень сложных вопросов — это всегда путь к катастрофе. И поверьте, что «BLM» и «Me too» — это только начало, цветочки.

Андрей Курпатов: «Изменения, которые происходят у нас на глазах, — абсолютно фундаментальные!»

Я правильно понимаю, что эта упомянутая врожденная тревожность подталкивает людей искать проблемы в тех местах, где раньше, казалось бы, проблем не было? Дети гуляли без присмотра, падали с деревьев, ломали руки, и это было проблемой. Сейчас они в шлемах, не отходят от дома на пять метров, гуляют под присмотром и больше не падают с деревьев. Но нам все равно тревожно. Мальчишки дрались, получали синяки, но это не было огромной проблемой. Но раз они больше не падают с деревьев, то давайте запретим им драться. А теперь, когда они не дерутся, давайте запретим им обзываться. То есть, сколько ни улучшай безопасность, тревожность остается?

Разумеется, ведь она определена нашей биологией. Но кто об этом думает? Да, вы правильно говорите: вместо необходимого понимания мы идем по пути, когда мухи в производственных масштабах превращаются в слонов. Впрочем, проблема глубже: человек нового цифрового мира уже не может играть в прежние игры. Не работают прежние институции, где начальник всегда прав, а подчиненный в любой ситуации «читает пункт первый», где старших надо уважать, а молодежь — бесправные отроки, где муж — голова, а жена — шея. Мы больше не можем играть в эти игры.

Сегодня человеку ничего не нужно делать, чтобы претендовать на право называться личностью. Личностью мы теперь становимся по факту рождения, а затем это же дает нам право на личное мнение, которое все должны принимать в расчет. Законы превращаются в месиво адвокатских разборок, каких-то поправок и прочих прецедентов. Я не говорю уже про более одиозные системы юриспруденции и судов. Само общество в результате превращается в социальную жижу, которая неспособна структурировать человеческое поведение, неспособна организовывать людей.

Это потому, что мы стали слишком хорошо жить? Ну, если в двух словах.

Это результат наложения двух цивилизационных волн: третьей, информационной, о которой говорил еще Элвин Тоффлер, и четвертой, цифровой, которую он не сумел предсказать. Полный доступ к информации дает людям свободу, однако виртуальная среда искажает формы ее использования, поэтому сама эта свобода начинает носить деструктивный характер. Это результат хорошей жизни? Да. Но это и конец хорошей жизни, с другой-то стороны.

И что нам делать? Что надо менять? Что это значит? Верхи не хотят, низы не могут? Как раньше — нельзя, а как надо?

Думаю, что всегда есть люди, которые лучше других понимают, как обстоят дела. Это, наверное, не всегда приятно осознавать, но правда в том, что любой мир всегда держался на элитах, вовсе не обязательно государственных. Новый мир разрушил прежнюю социальную иерархию, но параллельно та же Кремниевая долина формирует уже свою элиту, которая пока только примеряется к управлению обществом. Какие-­то цент­ры силы сейчас будут появляться, возникнут новые подходы. Понятно, например, что социальные сети в скором времени превратятся в полноценные квази­государства. У нас уже есть их паспорта в виде личных аккаунтов, и там уже начинают вводиться новые правила игры. Конечно, пока все звучит очень травоядно — мол, какой-то наблюдательный совет, пометочки на сообщениях… Но дальше — больше.

Гугландия и Фейсбукленд? (запрещенная в России экстремистская организация)

Вроде того. Но не нужно забывать, что есть государства, где нет так называемой демократии. И вообще демократический мир неуклонно сужается. Есть китайская модель, есть Иран со своей историей и усиливающимся влиянием. Вполне возможно, что они умудрятся сохранить приватность и насилие — две сущности, на которых всегда строится система управления. Это позволит им играть в игру, которая нам уже не под силу. А что управляемые социальные массы предложат желеобразным? Возможно, например, освободить нажитые территории, и политкорректным демократам придется собирать чемоданы. Вариантов много, и пока ни один из них нельзя сбрасывать со счетов.

По крайней мере, тогда не будет проблемы с избытком комфорта. И последний вопрос. Пресловутый парадокс между нашим мозгом кроманьонца и новой реальностью, в которой кроманьонцу не разобраться, — как здесь быть? Может, уже плюнуть и признать, что сидение и тыканье в тачскрин — это нормально? А все, что предлагаете вы, — информационный детокс, пойти погулять и подумать — уже неприменимо?

Ну, я не предлагаю пойти погулять. Справедливости ради скажу, я и сам мало гуляю. Хотя, конечно, книги я и в самом деле читаю на физических носителях — от этого больше проку, наукой доказано. Но дело, на мой взгляд, не в этом. Мы живем в необычайно интересное время. Изменения, которые происходят у нас на глазах, абсолютно фундаментальные, и просто присутствовать на этом переломе — невероятная удача. Вот почему мне немного грустно за тех людей, которые не используют имеющийся у них интеллектуальный ресурс, чтобы насладиться светопреставлением этой невероятной трансформации. Они упускают самое великое зрелище в истории человечества — по крайней мере, за последние две тысячи лет, со времен падения всех наших прежних цивилизаций. Осмысление происходящего — это уже занятие, которое развивает интеллектуальную функцию. В результате, возможно, и какие-то новые идеи возникнут. Будет появляться больше людей, которые способны сорганизоваться и придумать новые варианты решения задач, уже стоящих перед нами в полный рост.

Вот как это выглядело вживую!

Подписываясь на рассылку вы принимаете условия пользовательского соглашения