Выражение «не читал, но осуждаю» давным-давно приобрело ореол юмористической присказки, которую мы используем, когда хотим подчеркнуть собственное остроумие. Но откуда взялась эта фраза?
Самые эрудированные из нас ответят: ну как же, во время кампании по осуждению романа «Доктор Живаго» Бориса Пастернака. И будут не правы. Точнее, не совсем правы.
В 1958 году нобелевский комитет присудил-таки (уже несколько лет собирался) премию по литературе Борису Пастернаку за его роман «Доктор Живаго».
Буквально в тот же день, то есть 23 октября, Президиум ЦК КПСС принял постановление «О клеветническом романе Б. Пастернака». Президиум посчитал получение писателем премии не чем иным, как «попыткой втянуть СССР в холодную войну».
И понеслось. 25 октября «Литературная газета» заявила, что Пастернак «согласился исполнять роль наживки на ржавом крючке антисоветской пропаганды». Не отставал и всесоюзный поэт Сергей Михалков, который откликнулся эпиграммой «Нобелевское блюдо»:
Антисоветскую заморскую отраву
Варил на кухне наш открытый враг.
По новому рецепту как приправу
Был поварам предложен пастернак.
Весь наш народ плюет на это блюдо:
Уже по запаху мы знаем, что откуда!
Ну а 29 октября на Пленуме ЦК ВЛКСМ Пастернака и вовсе обозвали «паршивой овцой» в социалистическом обществе. Его даже исключили из Союза писателей СССР. В общем, нобелевскому лауреату досталось по полной программе.
Логично предположить, что на каком-то из этих совещаний и прозвучала фраза «не читал, но осуждаю», потому что, разумеется, партийные шишки и писатели — целователи власти (да, мы про Михалкова) с большой вероятностью роман и не читали.
Но не все так просто.
Исследователь языка Вадим Нестеров в своей книге утверждает, что фраза в том виде, в котором мы ее знаем, во время травли конца 1950-х ни разу не была произнесена.
По мнению Вадима, фраза является сборной из нескольких похожих. Он приводит три наиболее вероятные версии ее возникновения.
31 октября того же 1958-го драматург и редактор «Огонька» Анатолий Софронов на общемосковском собрании писателей пересказывал свою встречу с чилийским писателем, который как раз «Доктора Живаго» читал. Софронов: «… писатель Дельмаг был очень подробно информирован о некоторых событиях нашей литературы. Так, он сказал мне: „Странно вы себя ведете с Борисом Пастернаком, он ваш враг“. Я книгу не читал тогда и сейчас не читал».
Вторая версия, так сказать, «народная». Мол, фраза пошла из письма с романтическим названием «Лягушка в болоте», написанного машинистом экскаватора из Сталинграда Филиппом Васильцевым и опубликованного в № 131 «Литературной газеты». Вот что писал машинист Васильцев: «Что за оказия? Газеты пишут про какого-то Пастернака. Будто бы есть такой писатель. Ничего я о нем до сих пор не знал, никогда его книг не читал. <…> Допустим, лягушка недовольна и еще квакает. А мне, строителю, слушать ее некогда. Мы делом заняты. Нет, я не читал Пастернака. Но знаю: в литературе без лягушек лучше».
И наконец, третья версия — украинская. Имеется в виду заметка украинского писателя и редактора Петро Панча, также опубликованная в «Литературной газете», но в ее киевском издании: «Борис Пастернак написав роман „Доктор Живаго“. Я його не читав, але не маю пiдстав не вiрити редколегiї журналу „Новый мир“, що роман поганий…»
Вместе с тем Вадим подчеркивает, что окончательно в обиход фраза «не читал, но осуждаю» вошла, видимо, в перестроечный период, после публикации в 1988 году в журнале «Юность», посвященного травле Пастернака материала, написанного литературоведом Наталией Ивановой.
Наталия сравнила травлю «Живаго» Пастернака с травлей «Красного дерева» Пильняка в 1920-е. «Откровенный, злобный погром Б. Пильняка, чья повесть „Красное дерево“ была напечатана в берлинском издательстве „Петрополис“, печально перекликается в моем сознании с травлей Б. Пастернака в 1958-м. […] Именно тогда возникла логика: я романа не читал, но осуждаю».
Надеемся, этой информации тебе хватит, чтобы в следующий раз блеснуть эрудицией на Zoom-вечеринке (ну или куда ты сейчас ходишь).
