Мы часто задаем нашим героям один и тот же вопрос: «На сколько лет ты себя ощущаешь?» И, надо сказать, пока никто еще не чувствовал себя на десять лет старше или хотя бы просто одногодкой с самим собой. Обычно все чувствуют себя на 28...
Неправда. После того как я в 43 года прошел через классический кризис среднего возраста, я ощущаю себя человеком, проживающим вторую половину жизни. И это уж никак не 28 лет, в лучшем случае — 45–50. Я вообще всю жизнь чувствовал себя старше, чем было на самом деле. Свой психологический возраст я нагнал только лет в 36. Я всегда был такой пожилой юноша...
Мы, собственно, вот к чему вели. В прошлом году «Несчастный случай» отпраздновал свое 35-летие. Так вот, насколько лет ощущает себя группа?
А вот группе точно не 35! Мы все время пробовали что-то новое: «День радио», «День выборов», перепевки чужих песен. Даже наши юбилейные концерты мы делали каждый раз как неповторимые, уникальные представления. Или вот сейчас совершенно новый театральный проект, в котором ребята из группы впервые играют драматические роли. За счет такого обновления, думаю, и удается не чувствовать движения времени.
А у группы был кризис среднего возраста?
Еще какой! Мы несколько раз заходили в тупик и не знали, куда двигаться дальше. Ярче всего это было, когда группе стукнуло 20 лет. Мы тогда сделали юбилейную программу главным образом для того, чтобы музыканты вежливо попрощались друг с другом. Но этот печальный прощальный спектакль сыгрался так хорошо, что мы обрадовались и стали дальше его гонять.
Твой кризис среднего возраста тоже чудом сам рассосался?
Конечно. И, слава богу, рассосался без последствий. У всех этот выход получается по-разному, мне понадобился всего год. Это довольно короткий срок. Но ведь дров-то можно наломать и за один вечер! Моей прекрасной жене Амине хватило мудрости и сил пережить мой кризис и меня заставить его пережить, ничего не разрушив.
Есть две философские школы: одна говорит, что противоположности сходятся, другая — что интересы мужа и жены должны совпадать. Ты артист, и первые две твои жены были из этого круга. И вот внезапно ты встретил Амину, чемпионку мира по гимнастике.
Артистки очень разные. Бывают прям артистки-артистки, а бывают совершенно нормальные женщины и при этом артистки. Дело совершенно не в том, что Амина не из артистической среды. Она человек, который занимается высокохудожественным видом спорта, у них там эстетических задач решается не меньше, чем на сцене, а дисциплины и отдачи гораздо больше. В любом виде спорта совершенно невозможно выехать только за счет природного таланта, везения и склонности к истерии. То есть тех качеств, которых иногда достаточно, чтобы стать если уж и не великим, то все-таки известным артистом
Говорят, в конце восьмидесятых ты полтора месяца провел в психушке, в отделении для буйных.
В палате для буйных я провел всего неделю.
Ты уверен, что тебя выпустили? Может, ты до сих пор там, а вся остальная твоя карьера тебе мнится?
В галлюцинаторные состояния я никогда не впадал. Просто косил от армии и делал это слишком эффективно.
Опыт пребывания в палате для буйных что-то дал тебе?
Познакомился с очень интересными людьми. С настоящими психами, с которыми не встретился бы в обычной жизни. По крайней мере, в такой концентрации. Да и вообще было интересно посмотреть изнутри на отделение № 8 легендарной больницы имени Кащенко — отделение с решетками на всем, на что их можно установить, где каждая дверь открывается специальным треугольным ключом, где, пока ты сидишь в кабинке туалета без дверцы, на тебя смотрит санитар... Но я так перепугался, что стал вести очень разумные речи со своим лечащим врачом, а врачом у меня была молодая, очень симпатичная практикантка. Я ей умудрился донести, что, мол, я, конечно, подумывал о самом мрачном, когда у меня тяжело шла учеба на мехмате, но все же не всерьез собирался из окошка прыгать. Она посмотрела в мои незамутненные глаза — и меня перевели в санаторку. А санаторное отделение тогда называлось «17-й факультет», потому что в МГУ было 16 факультетов...
Ты успел поработать на нормальной работе хоть немного? Группу вы с Пельшем собрали на первом курсе, а с последнего ты ушел и, похоже, сразу окунулся в богемную жизнь.
О нет, у меня трудовой стаж никогда не прерывался. До конца 80-х мы музыкой не зарабатывали ни копья. Года полтора я работал программистом в Институте системных исследований. Потом в рекламном агентстве копирайтером четыре с половиной года, потом был штатным сотрудником в АТВ — Ассоциации авторского телевидения. Трудовая книжка всегда где-то да лежала.
Рок всегда был музыкой протеста, но сейчас, когда снова есть против чего протестовать, винтят не рокеров, а рэперов. Песнями протеста становится рэперский речитатив, а у старых рокеров мышцы, что ли, одрябли...
Конечно, потому что протест — дело молодых. Совершенно очевидно, что с неизбежностью и неотвратимостью пришел новый музыкальный язык. Вот и получается, что он выполняет функцию, которая раньше принадлежала исключительно рок-н-роллу. Это правильно и нормально. И, как Державин Пушкина, я приветствую этих чудесных людей, которые пишут и гоняют свои телеги с таким мастерством. Кстати, среди них уже много совсем не то чтоб молодых — солидно за тридцать.
Кого-то из нашей замечательной и прогрессивной молодежи слушаешь?
Не могу сказать, что я прям заслушиваюсь Оксимироном, Славой КПСС, Скриптонитом и прочими, но слушал неоднократно. А Noize MC и Ноггано просто искренне люблю. Хотя они, правда, тоже уже старички.
«Несчастный случай» протестовал, скорее, против экзистенции как таковой...
В общем, да. Хотя песня 1987 года «Генералы не дают нам спать» на некоторых российских фестивалях оралась просто-таки стадионами.
Но твои последние песни, написанные для спектакля «В городе Лжедмитрове», при всей их театральности внезапно получились прямо-таки гражданскими песнями протеста.
Знаешь, у меня «внезапно» так стало получаться последние лет десять. Начиная с песни «Шла Саша по шоссе». Эти лет десять я ничего лирического-то уже почти и не писал. Если я и считаю что-то действительно содержательным из-того, что сделал за последние годы, то это исключительно «Я офигеваю, мама», «Патриот», «Халява». К развлекательному жанру их не отнести. Да, можно сказать, что они протестные. Как и часть песен из «Лжедмитрова».
Спектакль «В городе Лжедмитрове» пока мало кто видел. Что это?
Спектакль вырос из одного слова, которое пришло мне в голову, когда я ехал в автомобиле по Подмосковью и слушал радио. Какие-то развеселые ведущие предложили игру в вымышленные города. Когда дошло до буквы Л, я сказал: «Лжедмитров!» И так мне понравилось это название, что к нему стало пририсовываться все остальное. Сперва я думал, это будет песня, потом — что это будет альбом. Когда я поделился идеей с Сережей Белоголовцевым, он сказал, что нужно делать серию смешных зарисовок из жизни Лжедмитрова. Затем Сережа подключил вашего редактора Ярослава Свиридова, и стало понятно, что выходит пьеса. Когда мы ее дописали, у нас получился этакий комикс-мюзикл. Но тут пришел Макс Виторган, который все перелопатил и сделал драматический спектакль. Правда, с большим количеством музыки и мутантов.
Ты много снимаешься, играешь на сцене, вел телепередачи, переводил мюзиклы, писал песни на заказ... Это жажда нового или просто способ заработать в эпоху, когда продажи дисков сошли на нет?
И то и другое. Во-первых, иначе было бы скучно. Во-вторых, я зарабатывал этим деньги. Я никогда не испытывал склонности к одинокой жизни, всегда пытался иметь семью, детей. Я работаю, чтобы в доме было много денег. В моем случае поиск нового и поиск денег как-то счастливым образом совпадали. Что до конца CD, то на нас он никак не отразился. Мы рано чухнули эту фишку — всю свою музыку выкладывать в свободный доступ. Пираты всегда были нашими друзьями. Они, как бабочки, переносящие пыльцу с цветка на цветок, занимались распространением наших песен.
Билеты в закрытый наукоград Лжедмитров ищи на сайте Лжедмитров.рф.
