Ваш браузер устарел, поэтому сайт может отображаться некорректно. Обновите ваш браузер для повышения уровня безопасности, скорости и комфорта использования этого сайта.
Обновить браузер

Алкогений: Олег Григорьев

Стихотворные произведения про электрика Петрова или красивую девочку, которая лежит в кустах нагой, общеизвестны — почти как «Буря мглою небо кроет». Однако если авторство Пушкина вспомнит каждый, то имя человека, сочинившего серию популярных «садистских стишков», не знает почти никто.

23 сентября 20193

Это очень обидно и несправедливо, но вполне вписывается в общую картину жизни Олега Григорьева — человека без определенного образования, места жительства, семейного положения и рода деятельности.

Алкогений: Олег Григорьев

Пьем, пытаясь не упасть, мы бутылка за бутылкой. Есть хотим, да не попасть ни во что дрожащей вилкой.

Олег Григорьев был, как говорится, талантлив во всем. Он учился в Академии художеств, свой хит про электрика Петрова сочинил еще в 16 лет, имел превосходный слух и отлично разбирался в классической музыке. Но из академии его отчислили за художества самодеятельного характера: «формализм», насмешливость и скандальность (сочинил издевательскую поэму «Евгений Онегин на целине» и периодически отказывался выполнять задания, которые казались ему бессмысленными).

Умение точно воспроизводить оперные арии никогда особенно не котировалось на рынке труда, а его хулиганские стишки об абсурдной советской действительности могли вызвать профессиональный интерес лишь у органов безопасности, но никак не у издателей. Единственным шансом для него было повторить финт своих прямых литературных предков — обэриутов Хармса, Олейникова и Введенского. Все они сочиняли стихи для детей и пусть зарабатывали хуже, чем писали, но на жизнь хватало.

Однако спрятаться, казалось бы, в тихой и уютной нише детской литературы не получилось. После выхода своей первой книжки «Чудаки» Григорьев, приняв участие в стихийно возникшей потасовке, оказался в суде и был обвинен не только в хулиганстве, но и в тунеядстве.

С помощью этой же статьи десятью годами ранее советская власть «сделала биографию нашему рыжему» — Иосифу Бродскому. Но у Григорьева не нашлось авторитетных защитников, да и международная общественность как-то проморгала очередной случай нарушения прав творческого человека в «империи зла».

Григорьев посчитал, что «внутренняя эмиграция» — единственная возможность существования в СССР. Эмиграция эта подразумевала асоциальное поведение и запойный алкоголизм.

Такую модель поведения в Союзе избрало немалое количество людей. Пьянство в интеллигентных кругах считалось занятием почтенным и оправданным. Были гениальные алкоголики: Высоцкий, Венедикт Ерофеев, — к ним народ относился с нежностью, пониманием и искренней любовью. Но и к их числу Григорьев не принадлежал. Его стихи радостно пересказывали друг другу, не особо задумываясь, как и где живет их автор.

Поэта отправили на два года в ссылку. Там он писал, как утверждают некоторые его знакомые, не только стихи, но и замечательную прозу, которая впоследствии загадочным образом пропала и не найдена до сих пор. Надежда обнаружить ее все еще остается: многие специально крали у Григорьева рукописи, потому что у него была дурная привычка забывать их у случайных собутыльников, которые, вероятно, пускали шедевры на козьи ножки.

Вторая детская книжка Григорьева, по легенде, случайно попала к внуку члена Политбюро. Отдыхавший после тяжелого дня дедушка был потревожен диким хохотом ребенка и поинтересовался его причиной, а услышав четверостишие:

— Ну, как тебе на ветке? —Спросила птица в клетке. — На ветке как и в клетке, Только прутья редки», —

схватился за сердце и телефонную трубку.

Григорьевым занялись начальники детской литературы Михалков и Алексин. Последовала разгромная статья в «Литгазете», и о вступлении в Союз писателей можно было не мечтать. Следующий сборник Григорьева для подрастающего поколения вышел только после начала перестройки, а в 80-х его стихи лишь изредка попадали в детские журналы: «Мурзилку» и «Веселые картинки».

Воспоминания о жизни Григорьева отличаются редким стилистическим единообразием: «В углу на матрасе ворочался кто-то непонятный. Бомжацкого вида мужик возил­ся со сломанным теликом. В квартире не было ничего — мебели, стульев, посуды. Сидели на полу. „Все пропил!“ — бод­ро сообщил хозяин».

В 80-х поэт еще раз побывал на скамье подсудимых, затем оказался в психиатрической лечебнице. Составитель самой полной посмертной книги Григорьева Михаил Яснов заметил, что его судьба «типична для российского поэтического быта»: «Бедолага, пьяница, головная боль милиции и восторг кликушествующих алкашей. Почти бездомный, разбрасывающий стихи по своим временным пристанищам, он был человеком светлого ума… В трезвые минуты — обаятельный, умный, ироничный собеседник; в пьяные — чудовище, сжигающее свою жизнь и доводящее до исступления окружающих».

Но в своих стихах Григорьев «уловил и сформулировал накопившийся в обществе идиотизм, который на разных уровнях стал результатом тоталитарной государственной системы». А по мнению Евгения Евтушенко, «его стихи как исторические документы помогают понять, почему все-таки рухнул Советский Союз».

Последний конфликт с системой у Григорьева случился уже после его смерти. Он умер во время майских праздников, когда все его поклонники и знакомые были на митингах или на дачах. Тело Олега Григорьева пролежало в морге неделю. Его похоронили 8 мая 1992 года после отпевания в Спасо-Преображенской церкви, в которой когда-то отпевали Пушкина.

Гений против употребления

1943 — 1969 Появился на свет в 1943 году в Вологодской области. Вернувшийся с фронта раненым отец беспробудно пьет, и мать, утомившись от жизни с алкоголиком, решает уехать с детьми в Ленинград. В детстве Григорьев много рисует, но большинство его рисунков не сохранилось: каждый год во время навод­нения вода заливала подвальную комнату, где Олег жил с матерью и братом. После школы Григорьев поступает в Академию художеств, но вскоре его отчисляют. Работает сторожем, кочегаром, дворником. Пишет, пьет.

1970 — 1974 В 1971 году в издательстве «Детская литература» выходит первая книжка Григорьева — «Чудаки». Книжка становится популярной, по двум ее сюжетам сняли серии для «Ералаша». После случайной потасовки он попадает на скамью подсудимых, его обвиняют в тунеядстве и отправляют на два года в ссылку — на родину, в Вологодскую область. Там у него меньше возможностей злоупотреб­лять алкоголем, и в родном климате он вылечивается от полиартрита. Из ссылки он привозит новые стихи, загадочно пропавшую впоследствии прозу и огромную коллекцию северных бабочек, также впоследствии то ли пропитую, то ли украденную собутыльниками.

1975 — 1981 Григорьев работает кем попало: почталь­оном, разнорабочим в доке, прессовщиком на заводе, вахтером. Сочиняет стихи, но многие теряет, забывая рукописи у знакомых, собутыльников. В 1981 году выходит вторая книга Григорьева — «Витамин роста». Поэт попадает в жесточайшую опалу. Сергей Михалков и Анатолий Алексин делают все, чтобы уничтожить Григорьева как профессионального литератора.

1982 — 1988 Григорьев достигает в процессе саморазрушения совершенства: периодически живет в абсолютно пустой квартире: вся мебель пропита. В 1985-м композитор Леонид Десятников пишет одноактную оперу для детей «Витамин роста» по книге Григорьева.

1989 — 1992 В 1989-м выходит третья книга — «Говорящий ворон». В том же году за оскорбление участкового милиционера чуть не получает новый срок, но за него заступаются многие литературные деятели. Затем оказывается в психиатрической лечебнице, а его дочь — в детдоме. В начале 90-х Григорьев становится очень популярным, его принимают в ПЕН-клуб и в Союз писателей, но уже через полгода он умирает от прободения язвы желудка.

Алкогений: Олег Григорьев
Подписываясь на рассылку вы принимаете условия пользовательского соглашения