При мне служащие чужие очень редки;
Все больше сестрины, свояченицы детки;
<…> Как станешь представлять к крестишку ли, к местечку,
Ну как не порадеть родному человечку!..
А у меня, что дело, что не дело,
Обычай мой такой:
Подписано, так с плеч долой.
Есть люди важные, слыли за дураков:
Иной по армии, иной плохим поэтом,
Иной… Боюсь назвать, но признано всем светом,
Особенно в последние года,
Что стали умны хоть куда.
— Кто служит делу, а не лицам…
— Строжайше б запретил я этим господам
На выстрел подъезжать к столицам.
Минуй нас пуще всех печалей
И барский гнев, и барская любовь.
А судьи кто? — За древностию лет
К свободной жизни их вражда непримирима,
Сужденья черпают из забытых газет
Времен Очаковских и покоренья Крыма;
Всегда готовые к журьбе,
Поют все песнь одну и ту же,
Не замечая об себе:
Что старее, то хуже.
Где, укажите нам, отечества отцы,
Которых мы должны принять за образцы?
Не эти ли, грабительством богаты?
Защиту от суда в друзьях нашли, в родстве,
Великолепные соорудя палаты.
Где разливаются в пирах и мотовстве.
Давно дивлюсь я, как никто его не свяжет!
Попробуй о властях — и нивесть что наскажет!
Чуть низко поклонись, согнись-ка кто кольцом,
Хоть пред монаршиим лицом,
Так назовет он подлецом!..
Мне завещал отец:
Во-первых, угождать всем людям без изъятья —
Хозяину, где доведется жить,
Начальнику, с кем буду я служить,
Слуге его, который чистит платья,
Швейцару, дворнику, для избежанья зла,
Собаке дворника, чтоб ласкова была.
Я вас обрадую: всеобщая молва,
Что есть проект насчет лицеев, школ, гимназий;
Там будут лишь учить по нашему: раз, два;
А книги сохранят так: для больших оказий.
… Вечные французы,
Оттуда моды к нам, и авторы, и музы:
Губители карманов и сердец!
Когда избавит нас творец
От шляпок их! чепцов! и шпилек! и булавок!
И книжных и бисквитных лавок!..
… Тот чахоточный, родня вам, книгам враг,
В ученый комитет который поселился
И с криком требовал присяг,
Чтоб грамоте никто не знал и не учился.
А чем не муж? Ума в нем только мало;
Но чтоб иметь детей,
Кому ума недоставало?
Услужлив, скромненький, в лице румянец есть.
— …Свой талант у всех…
— У вас?
— Два-с: умеренность и аккуратность.
Когда в делах — я от веселий прячусь,
Когда дурачиться — дурачусь,
А смешивать два эти ремесла
Есть тьма искусников, я не из их числа.
… Чтоб истребил Господь нечистый этот дух
Пустого, рабского, слепого подражанья;
Чтоб искру заронил он в ком-нибудь с душой,
Кто мог бы словом и примером
Нас удержать, как крепкою вожжой,
От жалкой тошноты по стороне чужой.
— Помилуйте, мы с вами не ребяты,
Зачем же мнения чужие только святы?
— Ведь надобно ж зависеть от других.
— Зачем же надобно?
— В чинах мы небольших.
Возьмите вы от головы до пяток,
На всех московских есть особый отпечаток.
— …Признайтесь, что едва
Где сыщется столица, как Москва.
— Дистанции огромного размера.
И в многолюдстве я потерян, сам не свой.
Нет! недоволен я Москвой.
И вот еще крылатые цитаты из «Горя от ума»,
которые, прочно вросши в обиходную родную речь, поминаются вне зависимости от экономической, политической и социальной обстановки. Плюс просто занятные и смешные.
Что за комиссия, Создатель,
Быть взрослой дочери отцом!
Ей сна нет от французских книг,
А мне от русских больно спится.
Ни звука русского, ни русского лица.
Смешенье языков:
Французского с нижегородским.
Грех не беда, молва не хороша.
Злые языки страшнее пистолета.
Где чудеса, там мало складу.
Блажен, кто верует, тепло ему на свете!
Мильон терзаний.
И дым Отечества нам сладок и приятен!
— Герой…
— Не моего романа.
…как честный офицер.
Ба! знакомые все лица!
Все врут календари.
— Решительно скажу: едва
Другая сыщется столица, как Москва.
— По моему сужденью,
Пожар способствовал ей много к украшенью.
Улыбочка и пара слов,
И кто влюблен — на все готов.
Я странен, а не странен кто ж?
О! если б кто в людей проник:
Что хуже в них? душа или язык?
…Пойду искать по свету,
Где оскорбленному есть чувству уголок!..
Карету мне, карету!
