Актриса Виктория Агалакова: «Хорошее „Зачем?“ решает любое „А как?“»

Роль в «Горыныче» — ваш первый опыт в кино в жанре сказки. Как ощущается работа над детскими фильмами?

На самом деле съемки в детском кино не отличаются от съемок в недетском. Когда меня спрашивают про ужастики, было ли страшно сниматься, — нет, было ровно так же, как и в других проектах. В случае со сказкой ты играешь персонажа. Это никак не зависит от аудитории, которая будет смотреть фильм. Различие скорее ощущают сценаристы, а мы работаем, да и все.

У вас довольно разнообразный послужной список жанров — от хоррора до сказки. Переключаться между жанрами в кино — это навык, который есть у каждого актера, или особый талант?

Это сложный вопрос насчет таланта. Мне кажется, что зависит от человека. Мне не было сложно. Тут вопрос скорее во включенности в работу и в подготовке к персонажу. Когда ты разбираешь персонажа, хорошо делаешь домашнюю работу, оно все и складывается. А если ты поленился и что-то пропустил, то, конечно, будет трудно зайти в персонажа, трудно его исполнить.

Талант — это же очень субъективная вещь. Все в искусстве субъективно. Для кого-то я хорошая актриса, для кого-то — плохая актриса, и я с этим ничего не смогу сделать. Я считаю, что я делаю на совесть все, что от меня зависит, а кому-то я могу все равно не понравиться — ровно так же, как и другие артисты.

В «Горыныче» на самом деле персонаж был интересный. И я постаралась дать ей (Марусе. — Прим. ред.) что-то интересное и нетипичное для принцессы. У нас есть шаблонное видение принцесс: она сидит, грустит, ждет принца, где-то капризничает. А я постаралась внести в нее стержень, характер, показать ее судьбу.

Были ли моменты, когда вы прибегали к импровизации, или всегда следовали сценарию?

Я следовала сценарию и внедряла туда импровизацию (смеется). У нас все равно есть какие-то рамки, в которых мы должны существовать. Если ты что-то меняешь, тогда весь сценарий пойдет вообще по-другому. Это как в жизни — есть «эффект бабочки». Точно так же ты не можешь внести что-то ключевое от себя в сценарий. Ты должен играть по его правилам и при этом исхитриться, чтобы делать так, как тебе нравится, и чтобы еще и режиссеру понравилось, и продюсеру, и партнерам было удобно. У меня всегда был азарт, когда нужно было что-то свое внедрить. Я получала удовольствие от этого, что продвигаю свои идеи, оставаясь в рамках сценария.

В «Горыныче» вы работали с Александром Петровым. Какой он на съемках?

Саша — прекрасный партнер на съемках, было очень комфортно. Мы шутили, прикалывались и серьезно работали. Мы искали вместе ходы, вне кадра классно общались. Я могу сказать только вкусно-хорошее, потому что с ним было просто классно.

С кем из актеров вам больше всего понравилось работать за всю вашу карьеру, а с кем бы очень хотелось сняться в будущем?

Я много с кем работала, и кого-то одного выделить будет нечестно, наверное. На самом деле мне по жизни очень повезло с партнерами. Например, сейчас я снимаюсь с Марией Валерьевной Ароновой. Очень-очень восхищена, она прекрасная женщина. С Сергеем Витальевичем Безруковым тоже было потрясающе. У нас в «Горыныче» был Сергей Васильевич Маковецкий, он блестяще играл моего отца, очень было классно и комфортно на площадке.

Мне везет, у меня со всеми складываются классные отношения. А чтобы мечтать с кем-то сняться — нет, таких мечт я не преследую. Я знаю, что каждый проект с теми людьми, которые там есть, — это то, что мне необходимо на данный момент, и я это принимаю.

Вы начали играть в театре с ранних лет…

В семь лет я поступила в детскую труппу театра «Мюзик-холл», а в 14 лет перешла во взрослую труппу Театра музыкальной комедии.

Это была идея ваша или родителей — заняться актерским мастерством?

Я была гиперактивным ребенком, и меня нужно было куда-то деть. Мои родители никак не связаны с театром, с искусством. Разве что мама у меня рисовала. А у папы был какой-то друг, его дочь ходила на отбор в театр, и однажды папа предложил тоже меня отправить. Я прошла это прослушивание и нашла место, где мне было очень интересно и классно. Там я стала отправлять всю свою энергию.

Раннее начало карьеры помогло вам позже — дало какое-то преимущество перед теми, кто пришел в профессию уже в институте?

Возможно. Но это индивидуальная история. Есть какой-то, предположим, очень талантливый артист, и он начинает изучать актерское мастерство в 25 лет, исходя из своего инструментария, и становится суперклассным артистом. А есть люди, которые по двадцать лет учатся, но они неизвестные, не снимаются, не работают в театре.

У меня достаточно длинный путь. Я в 13 лет начала сниматься, и у меня уже было колоссальное количество проб и ошибок. Мое желание учиться было очень большим, и я прикладывала все усилия, чтобы развиваться и чего-то добиваться в профессии.

Есть ли у вас какая-то большая мечта или цель в актерской карьере, достигнув которой вы скажете: «Вот оно, я на вершине»? Как она выглядит?

У меня нет никакой цели, мне просто нравится работать. Я считаю, что если у тебя есть конечная цель, то после нее можно умирать. За каждой целью всегда должна стоять новая цель, после достижения которой у тебя есть уже следующая. Не стоит останавливаться. Остановка в моем понимании значит смена деятельности.

В нашем актерском мире все очень нестабильно. Успех тут не всегда зависит от тебя и твоих способностей. Он во многом зависит от случая, тут согласятся все артисты. Бывает, ты бьешься как рыба об лед, прикладывая огромное количество усилий, а бывает, все идет как-то само. Я в какой-то момент привыкла просто работать, и, когда есть проекты, я рада. Когда их нет, я читаю, развлекаюсь, готовлюсь к следующему проекту.

Вы работали и в театре, и в кино. Как игра в театре отличается от игры в кино в плане эмоциональной отдачи?

Это два совершенно разных мира. В театре эмоции немного гиперболизированы, нужно гораздо больше отдавать времени на подготовку. В кино ты не играешь из раза в раз одно и то же, ты снял одну сцену — и началась другая. В театре же ты концентрированно пребываешь в персонаже два-три часа, пока идет спектакль.

Наверное, главное различие в том, что в театре другая манера игры, она гиперболизирована. В кино есть акцент на глазах, показаны мысли героя, а в театре ты говоришь громче и подача у тебя иная: жестикуляция другая, мимика другая и накрашен ты больше. В кино ты погружаешься в персонажа, пока ты проснулся дома, пока едешь, пока тренируешься — ты уже можешь быть в своем герое. Это твоя обязанность, ты должен успеть и за 10-15 минут до съемок погрузиться в него.

Как вы относитесь к критике?

Смотря от кого критика. Я очень внимательно отношусь к критике от моих близких и от тех людей, чьи мнения для меня авторитетны. Человеческая критика — это мнение субъективное, и оно имеет место быть. Возвращаясь на какое-то количество вопросов назад — все субъективно. Кому-то я могу нравиться, кому-то я могу не нравиться. Я не преследую цели нравиться всем.

Каждый зритель волен выбирать то, что ему интересно. Если зрителю не нравится, то он может ничего со мной не смотреть, это нормально. Артистов много, проектов много, контента много. Мы не в 1900 году, когда выходило три фильма в год. В наше время каждый волен выбирать то, что ему нравится.

Мне кажется, к своим годам я утвердилась в себе и знаю, как мне работать. Естественно, я отношусь с большим вниманием к критике от режиссера, потому что это его проект, человек делает свое кино, и я должна относиться к его замечаниям и предложениям с большим вниманием и принятием. Может быть, когда мне было 18-19 лет, многие рвались давать мне советы и они были мне нужны. А сейчас советы — это скорее медвежья услуга. Каждый актер узнает свою кухню самостоятельно. И все-таки, наверное, к своему возрасту у меня есть своя кухня, а на кухне может быть только одна хозяйка. Вот и я хозяйка на своей кухне.

Когда у вас плотный съемочный график, как вы балансируете между работой и личной жизнью? Есть собственные способы перезарядки?

Я живу достаточно спонтанно. С одной стороны, я люблю бегать, плавать, в целом люблю физическую активность. С другой — люблю и просто полежать, почитать, посмотреть что-нибудь. Для меня очень важно поддерживать связь с моим близким кругом друзей и родных. Это я стараюсь делать вне зависимости от работы. Я всегда стараюсь не заострять внимание на чем-то одном — только на работе или только на близких.

Для меня выгорание — это критическая точка. Нужно работать три года без выходных, чтобы выгореть. Потому что даже в работе есть время переключиться, есть время коммуницировать. Я как-то всегда находила время — видимо, просто было желание. Хорошее «Зачем?» решает любое «А как?». Если я понимаю зачем, то у меня нет вопроса «Как?» в любых сферах. И если у меня есть желание, я могу как ломовая лошадь работать и не уставать.

А как вы готовитесь к ролям физически? Были какие-то роли, к которым приходилось менять свою форму — худеть или, наоборот, набирать?

Худеть и набирать — это вообще классика, к сожалению. Это постоянно нужно делать.

При подготовке к роли мне очень помогает музыка. У меня всегда есть плейлист для персонажа. Я собираю его из песен, которые, по моим ощущениям, приближают меня к персонажу. И когда я еду на съемочную площадку и слушаю музыку из плейлиста, я начинаю себя в него погружать. В обычной жизни, когда я занимаюсь своими делами, я представляю, как бы это делал мой персонаж. И дальше, уже приезжая на площадку, я понимаю, как мой герой ведет себя в тех или иных обстоятельствах.

А какая была музыка в плейлисте для подготовки к роли Маруси?

• Sharin Attamini — Unapologetically

• Steve Monite — Only You

• Caleb Arredondo — Hope

• Redinho — Charmed

• PAWSA — To Cool To Be Careless

Сейчас многие говорят о том, что в современных фильмах слишком много откровенных сцен, которые порой кажутся лишними. Мол, раньше режиссеры умели показывать страсть и любовь без таких сцен. Вы больше на стороне современного, более свободного подхода к кино или все-таки за старую школу, где обходились без откровенных сцен?

Раньше было и другое кино, и другой зритель. Сейчас изменился и темп повествования, и игра актеров, и подача материала, и, соответственно, появились такие сцены. Я, безусловно, соглашусь, что в ряде проектов их слишком много. Я считаю, что таких сцен могло бы быть процентов на пятьдесят меньше, но чтобы их не было вовсе — нет, потому что повествование стало более натуральным, более бытовым.

Если в 50-х годах кино было скорее театральным, то сейчас преподнесение материала стало более естественным. Соответственно, если в сценарии представляется развитие любви у персонажей, то это под собой подразумевает показать и секс, а во время этого странно будет показать героев одетыми.

Если вам предлагают сниматься в таких сценах, как вы принимаете такие повороты сюжета?

Если эта сцена оправданна, если она по сюжету естественна — конечно, я снимусь, почему нет. Если это просто голое тело ради голого тела, то это странно, а если это вписывается в историю, я не вижу в этом ничего плохого.

Какой стереотип о мужчинах кажется вам самым абсурдным?

В моей жизни были разные мужчины, так что я такой человек, который вообще не верит в стереотипы по поводу них. Жизнь мне показывала на опыте, что все разные и у всех что-то свое на уме. Единственное, что я могу сказать, — что люди меняются очень редко и только по собственному желанию.

Это касается мужчин и женщин. Если что-то категорически не нравится в человеке, то нужно принимать это или уходить. Наверное, это единственный урок из взаимоотношений, который я точно усвоила. А все остальные стереотипы — это ерунда, мне кажется.