Ваш браузер устарел, поэтому сайт может отображаться некорректно. Обновите ваш браузер для повышения уровня безопасности, скорости и комфорта использования этого сайта.
Обновить браузер

Как язык отображает меняющуюся реальность? Разбираемся вместе с главредом MAXIM Александром Маленковым

Казалось бы, язык всегда с нами и он не меняется, однако это не так. Чтобы заметить изменения в речи — устной, письменной, сетевой, — понадобится немного знаний о языковых нормах и много любопытства.

16 мая 2022

Этот материал — часть совместного проекта журнала MAXIM и Института развития интернета. В рамках проекта исследователи, преподаватели, редакторы и блогеры разбираются, как изменился русский язык за последние пару десятилетий и что ждет его в будущем. Следите за выходом новых статей по ссылке — обещаем, что будет интересно! 

Что может быть привычнее языка, на котором мы говорим? Каждый день мы взаимодействуем с людьми: общаемся, переписываемся, отправляем голосовые сообщения — и делаем это с помощью языка.

Главный редактор журнала MAXIM Александр Маленков с интересом наблюдает за тем, как преображается русский язык под влиянием технологий и тенденций западной культуры, и делится своими инсайтами в интервью ниже. 

Александр, вы являетесь главным редактором журнала MAXIM уже 20 лет. Изменился ли язык, на котором журнал говорит с читателем, за это время?

Глянец — это что-то между журналистикой и литературой. Изящно, поучительно, обязательно с юмором. В России до прихода первых журналов не было ни такого жанра, ни такого стиля, и журналам пришлось создавать свой язык. Это был язык открытия бывшим советским людям мира Запада. Многие взяли на вооружение тон старшего брата или старшей сестры: с обращением на «ты», разжевывающий, немного снисходительный, но доверительный.

Мы учили читателей, как жить в новой реальности: как одеваться, как общаться, как вести себя в ресторане, как делать карьеру. Со временем, когда эти уроки были пройдены, тон изменился, журналы стали общаться с читателем на равных, тон стал более рассудительным, аналитическим. Мы в журнале MAXIM стали писать не только о цвете носков, но и более серьезных вещах: истории, политике, социуме, религии. И язык изменился, он стал сложнее. 

Темп жизни растет, а вместе с ним и количество потребляемой информации. Видите ли вы, что эти глобальные изменения отражаются в языке и общении в целом? Если да, то как? 

Если мы говорим про устный язык, я не вижу большой разницы, разве что естественным образом в речь пришли неологизмы, а некоторые обороты устарели. Возможно, десять лет назад мы говорили медленнее, чем сейчас, хотя я не уверен в этом.

Язык — это очень древний способ коммуникации, и его составные части — слова — мало подвергались изменениям за последнее время. Устная речь меняется по содержанию, но не по форме. Как Ильф и Петров шутили над словарным запасом Эллочки-людоедки сто лет назад, так и сегодня мы об этом шутим.

Письменный язык, напротив, меняется очень стремительно. Постоянно появляются новые стили языка: язык мессенджеров, язык рекламы, язык блогов, которые дополняют друг друга. Приходит новое, но старое не исчезает, оно накапливается. 

Также мы поговорили с Александром о пластичности русского языка — получился целый выпуск подкаста. Кликайте на кнопку плеера, чтобы послушать! А остальные материалы проекта читайте по ссылке.

Насколько быстро язык адаптируется к появлению новых понятий? Например, до того как в нашей речи осели удобные и короткие заимствованные слова «бэкстейдж» (в пер. с англ. — съемки за кадром) и «воркаут» (в пер. с англ. — занятия спортом на улице), приходилось использовать более громоздкие описательные конструкции… 

Язык всегда идет по оптимальному пути. Как любое живое существо, он срезает углы, делая то, что для него быстрее и удобнее. Термин «бэкстейдж» — прекрасный пример: он использовался в профессиональной среде. Но, когда соцсети сделали видео- и фотосессии привычным занятием, термин «съемка за кулисами» оказался слишком громоздким, и «бэкстейдж» переехал в повседневную лексику. А уж потом СМИ решают, пускать ли его на страницы. Это привилегия, даже если слово уже вошло в обиход!

Мы используем это слово в онлайн-версии журнала, но сайт находится как бы между печатным изданием и устной речью, даже ближе ко второму. Текст, который попадает в бумажную версию, нельзя исправить — приходится быть особенно внимательными и разборчивыми. Мне кажется, в журнале мы «бэкстейдж» пока не использовали. Мал еще! Пусть подрастет.  

Что вы можете сказать про название явлений, о которых раньше не принято было говорить? Например, «мэнспрединг» и «виктимблейминг».

Это интересная часть работы журналистов — давать название понятиям, которые раньше не были идентифицированы, подобно тому, как Адам называл животных в раю. Я выступаю за всяческое заимствование слов, они обогащают язык.

Русский язык — потрясающе емкий, гибкий и восприимчивый: он расцвечивает иностранные термины своими суффиксами и окончаниями. Бороться за чистоту русского языка — все равно что лишать его красок. Язык — лучший способ коммуникации, но и он не совершенен. Мы постоянно неправильно понимаем друг друга. Поэтому я поддерживаю любое вхождение в язык новых терминов, которые звучат чуть точнее, чем предыдущие, и помогают людям быстрее понять друг друга.

В этом смысле термин «мэнспрединг» отлично справляется со своей задачей, емко описывает знакомое всем, но до недавнего времени безымянное понятие.

Как быстро сленговые слова становятся нормой для глянцевого издания вроде MAXIM? Где проходит эта грань для вас? Как определить, например, что слово «вайб» уместно использовать в тексте, а вот написать «кринж» — уже перебор?

Профессиональный сленг (как вышеупомянутый термин «бэкстейдж») быстро входит в обиход, так как он точно и удобно обозначает понятия, популярные в определенной среде. Что касается юмористического сленга, его появление уместно только в разговорном жанре. Сленг тем и ценен, что он неофициальный. Если эти разговорные слова тащить в канцелярский, публицистический или научный стиль, они потеряют все обаяние.

В этом контексте интересно поговорить о таком явлении, как мат: с одной стороны, по моему глубокому убеждению, мат нельзя запрещать, с другой — злоупотреблять им тоже не стоит. Мат — лексика для определенных интимных ситуаций. Когда мат выходит на просторы массовой культуры (как это происходит в английском языке, например), его обаяние теряется.

Употребление мата в речи можно сравнить с обнажением: ходить голым приемлемо на пляже и в бане, но совсем неприемлемо на улице. Опять же, насколько ты хорошо пользуешься этим инструментом? Если с блеском, то границы можно немного и раздвинуть, так же как человеку с красивым телом не страшно явиться полуголым в общественном месте.

В этом году вы традиционно читали текст «Тотального диктанта». Как считаете, люди сейчас стали в среднем менее грамотными или наоборот?

Требования к грамотности сейчас неравномерные: они довольно высокие в случае с официальной коммуникацией, но гораздо более снисходительные в неформальном общении. Грамотность сегодня напоминает дресс-код. И можно показаться даже слишком грамотным! Если в переписке с женой строго соблюдать пунктуацию, она подумает, что ты обиделся.

В этом плане «Тотальный диктант» похож на спортивное состязание: люди, отлично знающие правила, просто хотят себя проверить.

В чем-то мы, носители языка, находимся с языком в схожем положении: нам приходится приспосабливаться к внешним изменениям, они неизбежно влияют на нас, но мы вольны выбирать как. Современный русский язык — это профессиональный сленг, сетевая лексика, заимствованные слова, эвфемизмы и многое другое. Эксперты проекта подробно обсуждают эти вопросы в материалах по ссылке — присоединяйтесь!

Фото: Unsplash

Подписываясь на рассылку вы принимаете условия пользовательского соглашения