Ваш браузер устарел, поэтому сайт может отображаться некорректно. Обновите ваш браузер для повышения уровня безопасности, скорости и комфорта использования этого сайта.
Обновить браузер

Петр Федоров: «Я побаиваюсь актрис и думаю, что правильно делаю»

Петр Федоров — брутальный актер, бескомпромиссный режиссер и клавишник набирающего силу музыкального проекта R.A.I., — рассказал, как его узнают полицейские и как печеная картошка помогает осмыслить глобальные вопросы бытия.

12 декабря 2018
Петр Федоров: «Я побаиваюсь актрис и думаю, что правильно делаю»

Миллионы россиян помнят тебя как Данилу из сериала «Клуб»...

По сериалу «Клуб» меня узнают почему-то в основном менты. Я всегда удивляюсь: сериал снимался для двенадцатилетних девочек, а как Данилу меня узнают мужики с седыми яйцами. Видимо, для определенной части россиян я все-таки навсегда Данила. Они не виноваты, что им меня показали, а я не виноват, что получил эту роль. Так устроен процесс.

Скучаешь по тем временам?

Недавно, забежав на пятнадцать минут на 20-летие MTV, я словно в машине времени прокатился: увиделся с Децлом, Нойзом, Лигалайзом, Задорожной... Крепко пахло планом у служебного входа в «Олимпийский»! Но вообще я рад, что канал до сих пор существует на какой-то дециметровой волне.

Данила ловил в заведении драгдилеров. Насколько твои взгляды на эту проблему совпадают с его взглядами?

Это смешно. Создатели сериала обходили эту тему стороной, но я стоял на своем: «Да они же все наркоманы эти мажоры! Данила — это главный нарик, и, есть это в сценарии или нет, я все равно буду это играть!» Когда я решил уходить из сериала, я очень просил снять концовку, чтобы Данила съехал в лечебницу. Но регламент на телевидении не позволял. Был еще более дурацкий казус: когда приступили к съемкам серии про порно, оказалось, что мы не должны произносить слово «порно»: оно не может звучать с экрана телевизора. Мы говорили «эти фильмы» и прочую чушь.

Вот ты сам просил, чтобы тебя ликви­ди­ровали в сериале, а героя Кевина Спейси ликвидировали наперекор его просьбам. И в новом сезоне «Карточного домика» вместо него — могила.

Это треш, который не связан с кинематографом и вообще с творчеством. Я вижу карточный домик как метафору всего происходящего. Вытягивают карты с самого низа, самых значимых фигур: Вайнштейн, Спейси... Но если погасить всех людей, которые кого-то трахали, то у нас ничего не будет: ни театра, ни кино, ни политики. Это карточный домик идиотизма.

Твой и Павла Бардина антифашистский фильм «Россия 88» тоже едва не был принесен в жертву своеоб­разно понятой политкорректности.

Сегодня это уже легенда. Два неких мифических человека кавказской национальности якобы купили в переходе на раскладушке наш фильм, подумали, что это что-то культурное, а придя домой, якобы обнаружили в нем оскорбительное содержание и подали заявление в прокуратуру. И эксперт — я даже помню его фамилию, Махмудов, — провел уникальный, достойный музея лингвистический анализ. Мы летали в Самару на суд, и не один раз, даже искали этого Махмудова, но он от нас спрятался. Школа, где он работал, кстати, была полностью изрисована свастиками. Дальше были оцепления кинотеатров, попытки закрытия кинофестивалей, ОМОН, люди с корочками... Но под давлением Гильдии кинокритиков дело было закрыто.

Почему это происходит? И почему сегодня из-за событий в Керчи предлагают запретить видеоигры и Оксимирона?

Все эти вопросы решаются только ущемлением свобод. Даже не погружаясь в тему, можно такой исход предсказать. Если сравнивать нашу систему с телом, то часть головы этого тела была заменена, а желудочно-кишечный тракт остался прежним. В голову закинули пищу, ее надо было переварить — и в нашем случае фильм «Россия 88» оказался неудобоваримым для системы. При этом я вообще не считаю «Россию 88» радикальным фильмом. Мое «преступ­ление» состояло в обаятельном воплощении образа неонациста. Но кино так устроено: историю невозможно рассказать без этого обаяния.

Неоднозначность персонажей вообще есть признак серьезного искусства. Они однозначно делятся на хороших и плохих только в комиксах.

Даже комиксы умерли! Когда парни в легинсах и плащах прыгают со здания, чтобы кого-то спасти, просто во имя добра, — это полная шняга. Поэтому и появился Кристофер Нолан, Бэтмен перешел на темную сторону и так далее.

Возвращаясь к твоей биографии: правда ли, что ты забросил карьеру художника из-за непривлекательной натурщицы?

Был такой эпизод, хотя это, скорее, образ, легенда. После девятого класса я оказался в одном из московских художественных училищ, где постигал уроки рисования среди сброда с татуированными лицами. Народ, прямо скажем, специфический и в основном имеющий сомнительное отношение к искусству. И мое идеализированное представление о мире искусства пошатнулось: ведь нас формирует компания, проекция нас на общество и общества на нас. Мне не слишком понравилась эта компания, и потом я связал судьбу с училищем имени Щукина.

Петр Федоров: «Я побаиваюсь актрис и думаю, что правильно делаю»

А актерская братия тебя не ра­зо­­чаровала?

Я очень нежно к актерам отношусь, но особо ни с кем в мире кино не дружу и не общаюсь. Возможно, мне хватает общения на площадке: там ведь огромная текучесть лиц, каждый раз ты оказываешься на несколько месяцев в новом коллективе. Сперва было дико интересно, а потом начались побочки — когда кто-то встречает и обнимает тебя на «Мосфильме»: «Приве-е-ет, ну как ты?» — а ты в ответ: «Привет, все классно!» И думаешь: «Вот гад, ну кто ж ты такой?!»

Вот тут как раз очень помогли бы татуировки на лице.

(Смеется.) Согласен, «Петя, Ялта 2008». Я на самом деле очень люблю людей нашей профессии, несмотря на то, что некоторые из наших ведут себя бог весть как, дают поводы к неуважению и вообще оказываются в кино ради гарнира: вечеринок, славы...

Кстати, о вечеринках: правду ли рассказывают про «шапки» — закрытые вечеринки в честь окончания съемок?

Ты знаешь, иногда, чтобы сохранить хорошие воспоминания о съемках, приходится «шапку» избегать. Дело в том, что каждое кино — это трудовой подвиг огромного количества людей. А поскольку по своей сути киноплощадка и вообще кино — это некий сброд, порой напоминающий Вавилон, то в момент массового расслабления и радости могут возникнуть определенные казусы. Просто веселиться надо только тогда, когда действительно есть повод. Но славно поработать и славно отдохнуть — это в крови у нас.

Ты в этом салате не чувствуешь себя необходимым ингредиентом?

Раньше я сам думал: «Что за вредные эти известные артисты, которые сидят в своих трейлерах, едят специально для них приготовленную еду из коробочек, а не едят то, что баба Маня приготовила, — нормальная, кстати, картошка с мясом». А сейчас, когда после двадцати лет в профессии тело уже сломано этим кейтерингом, ты понимаешь, что, дабы не умереть в середине пути, надо соблюдать определенные правила. Во-первых, нормально питаться; во-вторых, надо защищать себя от огромного количества мудаков, которые всегда рядом. Чтобы сберечь себя и развиваться, надо себя ограничивать. Я думал, что слово «да» будет основным, а оказалось, что основное — «нет».
И, возвращаясь к теме артистов, которых я нежно люблю... При всей кажущейся помпезности их — наша — профессия подразумевает первичное качество: когда ты приходишь на пло­­щадку, ты делаешь себя заведомо уязвимым. Ты как бы голый человек, который дает дернуть себя за все, что угодно. Мы делаем себя уязвимыми, это наш основной инструмент, и это рождает в тебе всякие заслоны вроде джинсов или машины. Но главное — сохранить эту способность к уязвимости несмот­ря ни на что.

А что насчет актрис? Неужели ты и этих волшебных существ избегаешь?

А что касается актрис... В основном актриса у нас — это явление, нечто сакральное, а не профессия. Для меня важно, чтобы, когда приходишь домой, ты не тащил в дом эту разрушительную, как мне кажется, стихию. Поэтому я побаиваюсь актрис и думаю, что правильно делаю!

Чему ты сейчас говоришь «да» как режиссер или как актер?

Мне со времен «Дуэлянта» пока не попадалось историй, от которых хочется воскликнуть: «Вау! Как это сделать?!» Профессия подразумевает компромиссы, вопрос к тебе — про что они. Раньше мне казалось главным про что история, а сейчас определяю основой то, с кем мы пройдем этот путь. Работать надо с теми, с кем хочется обняться.

И как ты пришел к такому пониманию?

Режиссер Владимир Александрович Соловьев как-то приехал на съемочную площадку «Сталинграда». Мы со вторым юнитом в это время запекали картошку. Федор Бондарчук показывал Соловьеву декорации, но в какой-то момент Соловьев почуял запах, моментально покинул экскурсионный ряд, через весь огромный отстроенный Сталинград по запаху нашел пекущих картошку отморозков, включая меня, стал с нами смачно хавать эту картошку и при этом приговаривать: «Ребята, правильно-правильно, ешьте-ешьте эту картошку! Живите-живите! Вы что здесь собрались? Выходного ждете? Ждете, пока проект закончится? А потом следующего проекта? Не ждите! Вот здесь ваша жизнь! Можно еще картошечку?»
И я думаю: «Вот, старик прав».

Петр Федоров: «Я побаиваюсь актрис и думаю, что правильно делаю»
Подписываясь на рассылку вы принимаете условия пользовательского соглашения