У тебя много образов. Режиссер, актер, политический деятель, владелец ресторанов... Давай выберем какой-нибудь один и будем беседовать только с ним.
Выбирай режиссера, не прогадаешь.
Ну тогда для начала свежий и оригинальный вопрос: как ты решил стать режиссером?
Родители мечтали, чтобы я стал дипломатом – с родителями это иногда случается. Хотя ничто тогда не выдавало во мне будущего Дизраэли, потому что интересовали меня всего две вещи: девушки и улица. Горячий асфальт летней Тверской, девушки в легких платьях и млеющий от всего этого я. Но меня безжалостно взяли за шиворот и повели в МГИМО. Там я написал замечательное сочинение с тридцатью семью ошибками, и стало ясно, что такой талант не может прозябать в МГИМО. Поэтому папа отправил меня к своему другу режиссеру Таланкину во ВГИК. После чего прежней жизни пришел конец: мир вокруг трансформировался, осень стала другая, воздух другой, девушки другие. И был постановочный факультет, через призму которого я теперь только и мог взирать на окружающее. Ничего больше меня не интересовало, кроме фильмов.
То есть все эти годы не было даже секса?
Секс во ВГИКе, секс посредством ВГИКа, секс во славу ВГИКа... Но только так.
А что было после?
После ВГИКа я занимался музыкальным видео. Клипы и реклама.
Какой твой самый любимый?
Бенефис Гурченко. Называется «Любовь». Это были потрясающие дни общения с актрисой с большой буквы.
А чем актриса с большой буквы отличается от других?
У нее ярко выраженная индивидуальность. И все, что Гурченко делает, может делать только Гурченко. Так глядеть, так сидеть, так пить чай.
В твоих фильмах не слишком много женщин. Это потому, что среди современных актрис нет таких, как Гурченко?
У меня было две актрисы в жизни: Юля Снигирь и Ирина Рахманова. Больше у меня актрис не было. Никакого сознательного выбора, просто так получилось: «Девятая рота» – чисто мужской фильм, а в «ОО» все заточено на Степанове, на роли Максима. Мне понравилось, кстати, как в блогах народ изощрялся по этому поводу. Как там было... «Василий Степанов не становится мокрым, когда входит в воду. Это вода становится мокрой, когда в нее входит Василий Степанов». И еще: «Верблюды могут не пить две недели, потому что постоянно сглатывают слюну при виде Василия Степанова».
Кстати, о Василии Степанове. Вот ты, прямо скажем, далеко не он, но при этом все время попадаешь в топы дамских рейтингов типа «Самый сексуальный мачо страны». Как это у тебя получается?
Никак. Мне самому смешно и странно эти рейтинги видеть. Во-первых, я не мачо ни разу, да и вообще я давно крепко и счастливо женат, что, как понимаю, для сексуальных рейтингов является минусом. Возможно, такой образ создался потому, что я бреюсь наголо и вид у меня плечистый, мускулистый и брутальный.
Только вид? А по зубам кому-нибудь съездить?
Раньше, в студенческие годы, очень даже мог. У нас весь курс был исключительно драчливый. Рядом с институтом имелся один замечательный пивняк, и когда все получали стипендию, то несли ее туда в обязательном порядке. На первом этаже там часто гуляли цыгане, а на втором – наш студенческий интернационал. А потом, когда мы начинали петь, то после первых пяти-шести песен музыкальный народ обычно поднимался к нам и просил перестать... На «Ты не вейся, черный ворон» обычно все почему-то начиналось. Стулья начинали летать, кровь брызгала на посуду... Весело! Редкий месяц обходился без тесного общения с врачами из травмопункта и добрыми милиционерами. А сейчас... Сейчас нужно очень постараться, чтобы вывести меня из себя до такой степени, чтобы я полез в драку. Наверное, если при мне оскорбить женщину, грубо с ней поступить – тут я могу сорваться.
А сам ты женщину мог бы ударить?
Упаси бог, даже сдачи не мог бы дать. Я же шовинист сексуальный, не верю в равенство женщин и мужчин, особенно физическое. Мужчина – это защитник, добытчик, а женщина – это мать, она слабее и нежнее, ее нужно оберегать и все такое. Так что за женщину я всегда вступлюсь, но драки ради драк меня уже не интересуют.
То есть время сражений для Федора Бондарчука прошло?
Смотря каких. Я же бунтарь по натуре, всего несколько последних лет стараюсь вести мирную жизнь. Хочется чуть-чуть передохнуть, пожить в покое, в семье. Вставать утром, обнимать жену и детей, подстригать свою лужайку, ездить на велосипеде, снимать фильмы в мире и гармонии со всеми на свете. Хотя бы лет пять такой тишины очень бы хотелось. А потом можно опять будет бунтовать с новыми силами.
И какие фильмы собираешься снимать? Про покой и тишину?
Хочу сделать фильм о Великой Отечественной войне. Серьезную большую картину. Про что он будет, не могу пока рассказать. Тяжелая тема.
И сама тема тяжелая, и общество сейчас очень болезненно реагирует на любые попытки ее анализировать. Какую бы ты позицию ни занял, что бы ты ни снял, всегда найдется немалая часть публики, которая почувствует, что ты покусился на святое, слишком идеализировал, замалчивал правду – в общем, что некие злые силы купили тебя с потрохами. Но я к этому готов, я никогда не брал на себя простых задач.
Кстати, да, «Обитаемый остров» – весьма
героическое решение. Ты же понимал, какое количество страстных поклонников у братьев Стругацких? Что тебя попытаются растереть в порошок в любом случае?
А то! Но я и сам обожаю Стругацких. И мне казалось, что сюжет «Острова» очень современен и интересен для нашей страны именно сейчас. Кстати, Борис Натанович Стругацкий фильм одобрил, назвал его самой близкой к произведению киноинтерпретацией. А Интернет – да, тот взорвался. Такого количества обсуждений не было ни у одной картины. Что там про меня только не писали! Было бесчисленное количество откликов – и позитивных, и гневных, таких, после которых хочется пойти и вымыться с мылом. Но я знал, что иду напролом, так что я не обескуражен. Профессия режиссера, знаешь, предполагает умение держать удар. И снимая по книге, которую на самом деле любят, которой бредят тысячи людей, я не мог рассчитывать на то, что сумею угодить всем. Да у меня и не было такой цели. Я снимал свой «Остров». Такой, каким его вижу я.
Ну, тогда снимай следующий фильм по Толкиену. Бондарчуковскую версию «Властелина колец».
О да! Это самый гарантированный способ проснуться однажды утром с гномским топором в голове и эльфийской стрелой в печени. Толкиенисты – народ серьезный.
И что такого ты увидел современного в «Острове»? Народ, одураченный гипнобашнями, которые вселяют в него ненависть к соседям и ко всем, кто чем-то отличается от остальных? Растленных правителей, которые готовы умощать трупами мостовые, лишь бы сохранить свою власть? И увидев все это и отсняв, ты решил вступить в «Единую Россию»?
О телевизионном зомбировании или о газетном зомбировании можно говорить и будучи членом «Единой России»: одно другому не мешает. В партию я вступил, потому что не безразличен к судьбе своей страны и убежден, что «Единая Россия» может принести ей пользу. Волну возмущения, которую это вызвало в интеллигентских кругах, я понять не могу. Разве я не имею права демонстрировать свои взгляды, даже если они отличаются от ваших?
Ну вот, когда я брала интервью у Бориса Стругацкого, которого ты обожаешь и экранизируешь, он высказывался в том смысле, что его тошнит от современной власти и от «Единой России» в частности. У тебя нет внутреннего конфликта по этому поводу?
Нет, во мне такого конфликта нет. Я свободно снимаю картину о чем хочу и как хочу и критикую власть, будучи отчасти в этой самой власти. Я лично знаю ребят-депутатов, которых поддерживаю, и, уверяю тебя, среди них много по-настоящему хороших, неравнодушных людей, которые очень далеки от образа тех зажравшихся, циничных, потеющих в очочках граждан, какими их пытаются выставлять оппозиционные издания. Я честен в своих убеждениях, вот что важно.
И какие у тебя убеждения?
Я считаю, что в стране должна быть национальная идея. Что гимн, флаг, воинский долг, патриотизм, память о предках – это очень и очень важно. Что в школах нужно вводить религиозное образование, потому что оно помогает детям стать лучше, честнее и порядочнее. Что настоящий гражданин должен жертвовать собой, если его стране грозит опасность, так как долг гражданина часто выше прав человека. Видимо, я не либерал, но факт в том, что я на самом деле в это верю. В свое время я пошел в армию на два года – думаешь, у меня не было возможности откосить? Отец и мама, естественно, очень не хотели меня туда отпускать, но я бы не уважал себя, если бы не выполнил своего долга, понимаешь?
Ну и как тебе понравилась армия?
Очень понравилась. Боевое братство, дух команды, юношеский максимализм – такого комплекса бодрящих чувств, наверное, нигде больше не испытаешь. Я понимаю, что кому-то в армии может быть нелегко: все люди разные, у всех разная психология. Но мне там было легко. Я не был один среди чужих, наоборот – своим среди своих.
Твоему сыну семнадцать лет, если я не ошибаюсь? Готовится к службе под твоим руководством?
Я совершенно параноидальный папаша, тем более что дети нам с женой очень тяжело дались. Нет, я совсем не уверен, что буду счастлив, если он пойдет служить. Думаю, я сойду с ума от беспокойства. Сейчас он в Америке учится, и, если я не позвоню ему сто раз на день, не узнаю, где он, что он сейчас делает, душа будет не на месте. И с этим ничего не сделаешь. Это мужское, неистребимое – принести в пещеру кусок мяса, облизать жену и детеныша (пусть даже детеныш на две головы тебя выше и косая сажень в плечах), только тогда можно успокоиться: семейство в безопасности, сыто, довольно, можно и отдохнуть.
Похоже, как отец, ты реализовался. Как режиссер, видимо, тоже. А ты уже ответил себе на вопрос, для чего на этой планете на самом деле существует Федор Бондарчук?
Я в пути к этому знанию. Самый глобальный поступок я еще не совершил и свой самый главный вывод еще не сделал.
интервью Тата Олейник
фото Михаил Королев
