Картофельный смайл

Зря вы боитесь чартеров. Не так уж это криминально, как кажется.

Потолкаешься, конечно, на регистрации, трижды поменяешься местами в самолете для воссоединения семей, употребишь сырок «дружба», макаронную курицу, шоколадку «пикник» - и вот уже из-под крыла выплывают бледно-голубые горизонты турецкого средиземноморья.

Затем два часа по унылым пейзажам с редкими минаретами, невзрачный городок, резкий поворот, плавные оранжевые сумерки, шлагбаум.

Мой отель называется «Флиппер» - три с половиной звезды, семейного типа, свой пляж, шезлонги бесплатно. Олл ин.

Пустой холл, рецепционист-туркмен. Аня-гид, ответственная за развоз, сдает меня туркмену и бегом мчится обратно в машину. Туркмен включает нерусского.

- Оставляйт рюкзак, до конца ужина - пятнадцать минут. Еще успеть.
- Понял.
- И паспорт.
- Паспорт?
- Паспорт, оформлять.

Три лестницы вниз, неоновый бассейн, столовка. Мухи облепили помидорное месиво, а туристы, похоже, уже отужинали - на подносах киснут жалкие виноградные остатки и крошки с козьих сыров. Маринованные россыпи, шедро нашинкованные луком и подчищенные почти до дна. В разделе горячего, под синими лампами - подносы с потрохами. Корыто фасоли и корыто зажаренных смайлов.

- Это из чего смайлы?

Машет щипцами.

Беру четыре смайла, выхожу на веранду - часть столов расставлена прямо рядом с бассейном. Смайлы оказываются жареной картошкой.

Накидав в желудок столько смайлов, сколько сумел унести, я возвращаюсь обратно к туркмену.

- Ну что, - спрашиваю, - как жизнь?

Вместо ответа туркмен смотрит куда-то мимо.

-Ааа. Вот какой боевой парень к нам заехал, - хрипло доносится откуда-то сзади. Загорелая, как старый пират, администратор Татьяна жмет меня к стойке.

- И откуда вы к нам все приехали?

Я оглядываю пустой холл.

- Кто откуда, - говорю.

Татьяна, чуть наклонившись, начинает быстрый рассказ о фактически полном отсутствиии номеров. Говорит долго, горячо, пересыпая речь турецкими фразами - параллельно руководит туркменом. Варианта, как предупреждали меня в интернете, три - с видом на корпус, с видом на море и с видом на кладбище.

Я заикаюсь про море, Татьяна глухо хохочет.

- Ночью, - внезапно прервав смех, говорит она, - это дешевле. Днем стоит сорок.
- Сорок - серьезная цифра.
- Ну а как? Эта таблица, вот видишь, у него на компьютере, она же и у начальства показывает.

С выражением печального участия на лице, рецепционист тычет мышкой по схеме номеров.

- Нету, нету, нету, нету...

- Это что же это у нас, - лохотронным басом поторапливает его Татьяна, - и хороших номеров не осталось? Платная услуга!

- Что значит?...
- Ну, как в Египте, был?
- Не был.
- Да брось? В Египте не был? Там же за все надо доплачивать. Особенно за хорошие номера. Есть один, но днем за него сорок. Сейчас за двадцать.
- И что - каждый день по двадцать доплачивать?
- Не-не-не-не-не. Один раз заплатил - и все! Закрыл вопрос.

И, в услужливую спину туркмена:

- Зарплата низкая, вот они и крутятся, ну что - решаемся?

Двадцатка растворяется в татьяниных пальцах. Ключ от номера перепархивает к турку в малиновой ливрее, турок тут же исчезает неизвестно куда.

В моем номере окна на корпус – двадцатка спасла меня от кладбищенского ландшафта. Две узкие, с жесткими матрасами, коечки. На каждой сиротское покрывальце и вафельная накидка размером со штору. В ванной нет ни мыла, ни шампуня – лишь одинокий фен. Выяснить, горячая ли вода - не представляется возможнным. Кажется, нет.

Кое-как помывшись, отправляюсь на вечернюю анимацию. Татьяна очень советовала – с тем же напором, с каким не советовала шопиться в Сиде. А Татьяна уж двадцать лет как здесь.

Анимация - в амфитеатре. Анимационный тамада - вертлявый араб в черной двойке с красным галстуком. Кричит на трех языках, пляшет и смеется.

- Мне нужно четыре человека! Все вместе - е-е-е-е -Е!
- Е-е-е-е-ЕЕ! - неуверенно отзывается амфитеатр.
- На-на-на-на-Наа!
- Нааа-на-на-на-наа!

А теперь криками поприветствуем всех, кто сегодня здесь собрался. Судя по крикам, расклад такой - украинцев 20%, русских - 40%, турок - 30%, остальные немцы. Французов тамада кричал - не докричался. Зато Иван фром москоу спел песню «салю, же де ком ва».

Я сунулся в бар. В баре осталось только пиво и немного стремного виски на донышке.

- Давай, говорю, - доливай пожирней.
- Айс, - лыбится он, мотает отрицательно головой и черпает влажной коричневой ладонью подтаявший лед с жестяного подноса. Лед, ожидая попадания в стакан, стекает из кулака на стойку.
- Колой разбавь, - говорю я и нюхаю стакан.

Стакан пахнет.

Его коллега, отвинтив из земли люк, просовывает в дыру сочащийся хлоркой шланг. Чистит бассейн. Я отправляюсь в свой аскетический дабл с видом на балконы. По телевидению, шириной в пятнадцать дюймов, дают «Людей Икс» на турецком.