Лирический баритон Владимир Макаров родился в подмосковном поселке Дубна в 1932 году, окончил школу, уехал в Тулу, поступил там в ПТУ и, только начиная догадываться о том, что он – лирический баритон, загремел в каталажку. Среднего специального образования он так и не получил, соблазнившись коллективной кражей в универмаге и сполна за это перед советской властью ответив. Макарова предсказуемо отвезли на северные моря, где он начал участвовать в самодеятельности – а именно, пел в ансамбле заключенных под руководством Вадима Козина. После того, кстати, как благодаря своему голосу, необычному репертуару и не по-советски пижонскому стилю Макаров прославился на всю страну, его досадное биографическое пятно подконтрольные газетчики и журнальщики объясняли армейской службой.
Раскаявшись и исправившись, Макаров вернулся с Колымы и занялся развитием своего баритона всерьез - пел в Донецком шахтёрском ансамбле, был солистом Северо-Осетинской и Тульской филармоний. В Туле работал с молодёжным джаз-оркестром Анатолия Кролла. В 1966 году он стал лауреатом I Всесоюзного конкурса артистов эстрады в Москве, а год спустя - лауреатом Международного фестиваля «Дружба» в Польше. Эти достижения вознесли его на пик артистической карьеры и открыли двери в Москонцерт, за которыми, сам понимаешь, всякого артиста ожидали черно-белые эфиры, цековские продпайки и автомобили “Волга” без очереди.
За свою долгую карьеру (она закончилась в 1986 году из-за проблем с сердцем), Макаров исполнил огромное количество знаковых песен, среди которых «Спят курганы тёмные», «Наша служба и опасна, и трудна» и «Электричка» (та, которая опять от меня сбежала).
Говорят, что Владимир Макаров совсем не по-советски следил за своей внешностью – тщательно выбирал костюмы, всегда гримировался перед выходом на сцену и любил носить ботинки на массивных каблуках.
Словом, певец был весьма и весьма интересным человеком, а исполнение песни с самого начала настораживающим названием “Насчет шубы” – несомненный показатель авангардности его мышления.
Итак, начинается все с простого и романтического, в общем-то, заявления:
У тебя пальтецо худоватенькое,
Отвернёшь подлицо — бито ватенькою,
Оглядишь со двора — не мои не юга,
А твои севера, где снега да вьюга.
Ну то есть здесь все просто, да не просто. С худоватеньким пальтецом – понятно, неоткуда было честной советской девушке добывать жирновательних соболей. Зато вторая строка сразу спешит порадовать ценителей языковых деликатесов словом «подлицо». Морской словарь сообщает любопытствующим, что «заподлицо» – это соединение деталей без выступов. Но есть ощущение, что в девушкином пальтеце зазоры как раз имелись. «Бито ватенкою» – обозначает подкладку из шерстяной ткани с начесом.
Не очень понятно, почему девушка «с северов» не озаботилась покупкой чего-то поувесистей, чем пальтецо на ватинке, но это все равно не самое интересное. Потому что самое интересное начинается дальше.
Я за тайны тайги, если ты пожелашь
Поведу сапоги в самаёжный шалаш,
А у них соболей, что от них заболей,
А бобров и куниц, что по бровь окунись!
С точки зрения перевода здесь все более или менее чисто – дерзкий, склонный к сложным, но изящным формулировкам южанин собирается ради любимой отправиться в тайгу как есть, в сапогах. Поселиться он готов пусть даже и в шалаше, и даже в «самоежном» – то есть самодельном, что рискованно, и весьма, потому что умением строить морозостойкие жилища наш лирический южанин отличается вряд ли. Помимо любви, в тайгу его тянет в буквальном смысле шкурный интерес, описанием которого нельзя не восхититься. По бровь окунуться в бобров и куниц – это настоящий таежный экспириенс. Ради этого и в шалаше можно потерпеть. И в сапогах.
На ведмедя бела выйду вылазкаю.
Чтобы шуба была, шкуру выласкаю.
Я ведмедя того свистом выворожу.
Я ведмедю тому морду выворочу!
А было бы смешно, если бы наш премьер-министр был Ведмедев. Так гораздо симпатичнее, к тому же – настойчиво отдает сюрреализмом, который давно пора сделать основой национальной политики и общероссийского самосознания.
Не в чулках джерси, подбирая джемпр,
Ты гуляй в шерсти кенгуров и зебр.
Чтобы ныл мороз по домам трубя,
Чтоб не мог мороз ущипнуть тебя!
Джерси – это трикотажное полотно из шерстяных, хлопчатобумажных, шелковых или синтетических нитей, названное так по имени местности, где его начали производить - на острове Джерси в Нормандии. Пишут, что в 1916 году Коко Шанель возмутила индустрию моды с помощью Джерси в то время, когда он ассоциировался исключительно с нижним бельём. То эту строчку можно расценивать, как умело завуалированный шаг в сторону секса.
А строчку про кенгуров и зебр не нужно никак расценивать.
Ее нужно вытатуировывать на самых видных местах.
А, ну да – если ты вдруг не в курсе, то “джемпр” (он же джемпер) - это свитер без воротника-стойки. Как его подбирать, зачем это делать, и куда именно нужно гулять в шерсти кенгуров и зебр – все эти вопросы остаются открытыми. И это нечеловечески бодрит.
